Как быть плохой - Страница 30

Впрочем, готова признать, иногда среди собак попадаются действительно милашки… Они так забавно тычут своим холодным носом в твою ладонь, когда просят еду, или сворачиваются калачиком у тебя на животе, когда ты смотришь телевизор. Но – опять же в отличие от мамы или от того же Р.Д. – моя любовь к животным все же не простирается настолько далеко, чтобы я, допустим, позволила какой-нибудь собаке преспокойно пачкать слюнями мою одежду. Такую собаку я, разумеется, отгоню от себя. А почему, в конце концов, я должна с ней церемониться? Все равно эта собака не останется в нашем доме навсегда…

Что же до Викс, то она почти столь же ярая любительница собак, как и моя мама. Когда однажды Дотти привела к нам на работу своего престарелого лабрадора, Викс была вне себя от радости: «Какая собачка, какая собачка!..». А собачка, очевидно, почувствовав, как понравилась Викс, смотрела на нее такими преданными глазами…

Точно так же Викс благоговела тогда, в музее, перед Старым Джо, несмотря на то, что Джо, в отличие от этой собачки, не живой. «У-тю-тю, Джо, какие у тебя зубки!» Обалдеть можно! Впрочем, Викс действительно удалось тогда поднять настроение и себе, и мне. В конце концов, мы с Викс затем ведь и отправились в эту поездку, чтобы разввеяться. А уж когда Мэл запела…

Мне еще никогда не приходилось слышать такого чистого, хрустального голоса, как у Мэл. Такой голос, я думаю, можно встретить разве что у ангелов. Когда я слушала ее пение, мне даже пришла в голову безумная мысль: а вдруг Мэл действительно ангел, которого бог послал нам, чтобы благословить наше путешествие? Или чтобы спасти мою маму?

Глупая мысль. Кто я такая, чем я заслужила подобное благословение Господа? А если бы бог вдруг действительно вздумал меня благословить, то почему он должен был сделать это в тот момент, когда я сидела на полу какого-то музея, глядя на чучело крокодила за стеклом?

К тому же, Мэл еврейка. А разве у ангелов бывает национальность?

В комнату заглядывает какой-то парень, и это возвращает меня от моих мечтаний об ангелах к реальности.

– Тодд! – окликает он парня, сидящего перед ноутбуком.

Тот поднимает голову.

– Уэйн! – отвечает он вошедшему. – Иди сюда, ты должен это видеть!

– Не сейчас, старина, – отвечает тот. – Как-нибудь потом. Лучше иди к нам – мы играем в Губку Боба. Присоединяйся!

– Обожаю Губку Боба! – восклицает одна из девчонок таким голосом, словно она просто без памяти влюблена в это желтое квадратное существо. – Он всегда так вежлив со всеми – даже с мистером Крабсом, даже с Планктоном…

Тодд и девчонки встают и выходят в коридор.

Уэйн смотрит на меня. Взгляд у него какой-то мутный – должно быть, он немного пьян.

– А ты разве не идешь? – спрашивает он меня.

– Спасибо, нет, – отвечаю я.

– Точно нет? – переспрашивает он.

– Точно.

– Ну, как знаешь. – Он подмигивает мне, что напоминает мне Пенна, брата Викс. Тот тоже вечно подмигивает мне, и это выходит у него так забавно…

Будь здесь Пенн, я бы сейчас уж точно не сидела в углу на коврике. Впрочем, что толку мечтать – все равно его здесь нет…

Собственно говоря, мне всего лишь один раз пришлось быть на вечеринке, на которой был и Пенн. Эту вечеринку устроил Брэди по случаю Четвертого июля. Пенн весь вечер держался поближе ко мне, потому что я была там единственным знакомым ему человеком, если, разумеется, не считать самих Брэди и Викс, но они уединились в спальне – сами понимаете, для чего… Впрочем, об этом я даже думать не хочу. Разумеется, я прекрасно все знаю и понимаю – но эту тему мы с Викс не обсуждаем.

Я сидела на террасе в гамаке, когда подошел Пенн.

– Можно? – спросил он, имея в виду «можно присесть рядом с тобой?».

– Что? – рассеянно переспросила я. – Можно. – Решив, что такой ответ не слишком вежлив, я добавила: – Буду рада!

Пенн сел рядом со мной, и наши тела соприкоснулись – в гамаке все-таки не так уж много места для двоих.

Мы молчали. Мое сердце отчаянно билось, но в то же время мне нравилось быть рядом с Пенном.

– Я сегодня ходил на железнодорожную станцию, – произнес наконец он.

– Зачем? – спросила я.

– Просто так. Сидел в кафе на станции, ел пончики, пил кофе и смотрел на проходящие поезда.

– Я тоже люблю смотреть на поезда, – сказала я.

Я действительно люблю смотреть на поезда. Мне нравится их сила и скорость. Мне нравятся их мощные гудки.

Мы снова замолчали. Тишина, казалось, длилась целую вечность. Затем Пенн, пошевелившись, вынул что-то из кармана. Это была монета, которую он, должно быть, положил на рельс, и колесо поезда проехалось по ней, так как она была вся перекошенная и расплющенная.

Пенн протянул монету мне.

– Здо́рово! – сказала я.

Я повертела монету в руке. Если бы мы жили в Англии, то монета бы называлась «пенни». «Пенни от Пенна»… Мне нравится, как это звучит. В этом есть что-то символичное.

И я вдруг сделала то, вспоминая о чем, до сих пор удивляюсь, как у меня хватило на это наглости – не спросив у Пенна разрешения, я положила монету к себе в карман.

Впрочем, уже через мгновение, устыдившись этого, я вынула монету из кармана и протянула ее Пенну.

– Извини, – смущаясь, пролепетала я. – Сама не знаю, как получилось… Возьми!

– Да ради бога, оставь ее себе! – произнес он и поднялся с гамака.

В тот момент я не знала, что он тогда подумал. Но теперь я знаю это. Наверняка он подумал что-нибудь вроде «Ну и смешная же эта Джесси!».

Пенн потянулся, чтобы размяться после долгого сидения, и я, глядя на него, обратила внимание, какой он мускулистый.